Самое яркое и незабываемое воспоминание моего раннего детства связано, пожалуй, с речкой Лань. И не только потому, что я, выросший на отдаленном хуторе, впервые шестилетним пацаненком увидел текущую водную гладь, когда отец с деревенскими мужиками взял меня на сенокос в речной пойме. Дело в том, что это знакомство с рекой могло оказаться и последним в моей жизни. Заигравшись на подмытом берегу, я нечаянно свалился вниз, и тут же начал погружаться в воду. Навсегда врезались в детскую память воздушные пузырьки, мутный свет, очертания лица матери, двух сестричек и… темнота.

Вытащил меня из глубины один из косцов, дядька Саша, который как раз завершал свой прокос у берега реки и, услышав всплеск воды, сразу понял, в чем дело. Общими усилиями мужики откачали меня, вернули к жизни. До сих пор помню, как старший из них, дед Антон, улыбаясь в прокуренные усы, удовлетворенно изрек:

– Все, жить будет, с водицей обручился, больше не утонет. А моряком может стать.

Нет, моряком я не стал. А вот с речкой подружился крепко и надолго, хотя, вопреки предсказаниям деда Антона, тонуть в ней приходилось еще неоднократно. И как ни странно – в основном зимой да еще во время ледохода. А, между прочим, все объяснялось очень просто: дорога в школу пролегала через речку или, правильнее, мост через нее. Но в зимнее время по нему ходили разве что девчонки, а почти все мальчишки стремились срезать расстояние напрямик.  Припорошенный снегом лед всегда таил в себе опасность – многочисленные проруби, полыньи так и норовили прихватить себе смельчаков.

Было и еще одно немаловажное обстоятельство, способствующее нашему зимнему времяпровождению на реке. Дело в том, что учились мы во вторую смену, а единственный рейсовый автобус в сторону школы, на котором могли преодолеть пять километров от своей деревни, шел за три часа до начала занятий. И у каждого был выбор: или ехать автобусом, и там, дожидаясь занятий, играть на речке в хоккей, или вовремя приходить пешком. Большинство из нас, конечно же, выбирали первый вариант, который нередко заканчивался зимним купанием.

Ну а когда приходили летние каникулы, то почти все свободное время мы проводили на своей Лани – купались, загорали, ловили рыбу. А сколько ее здесь было! Каждый мало-мальски умеющий рыболов мог поймать на речке окуня и красноперку, линя или плотву, ерша и щуку. А с неглубоких нор запросто можно было натаскать неуклюжих раков.

Взрослые, как умели, старались научить нас бережно относиться ко всему этому рыбному богатству, не изводить молодь рыбы. Когда поймаешь, к примеру, пескаря или голавля меньше ширины ладошки, их стоило тут же отпустить в воду. Как сейчас помню наставления того же деда Антона: «Не трожь рыбу в нерест – водяной обозлится, летом улова не даст», «Не бросай в речку никакого хлама – русло запрудится, пересохнет», «Не подплывай близко к глубокому омуту – водяной к себе затащит». Подобные запреты укрощали наш безудержный ребячий пыл и в какой-то мере берегли и нас, и реку.

Конечно, никто из взрослых серьезно не верил в грех и возмездие за неприглядные деяния на речке. Но был в этих заповедях определенный смысл. Они с детства воспитывали у нас уважение к живому, природе.

– Мы живем потому, что живут вот эти растения, лес, река, звери, – не уставал повторять дед Антон. – И все это любить, беречь следует.

– Выходит, не надо ничего трогать? – допытывался я.

– Почему нельзя? – поправлял меня дед. – Пользуйся, пожалуйста, всеми дарами природы. Только умело, грамотно, не навредив ей.

А в том, что навредить можно, мы вскоре смогли убедиться сами, когда при проведении мелиоративных работ в соседних деревнях Яновичи и Каплановичи из нашей речки Лань сделали заурядный прямой водоканал. И сразу же исчезла рыба, обеднела прибрежная флора и фауна. Неравнодушные люди, представители местной интеллигенции тут же забили тревогу, полетели письма в разные высокие инстанции, редакции центральных газет. Помнится, и мы, ученики Грицевичской средней школы, посылали коллективное письмо в Госкомприроды с просьбой разобраться в целесообразности подобного проекта мелиоративных работ, когда, наряду с осушением заболоченных земель и выкорчевыванием кустарников, осуществляется форменное издевательство над рекой Лань. Не знаю, был ли услышан наш голос в защиту речки или здесь, скорее всего, сыграли свою роль другие, административные факторы, но вскоре упрощенный, формальный подход к проведению мелиорации в районе был приостановлен, и наши излюбленные места купания и отдыха на речке, сама она на территории сельсовета, остались нетронутыми.

В защиту своей речки мне приходилось выступать и потом, уже в старшем возрасте. Работая в редакции районной газеты, неоднократно сталкивался с фактами грубого нарушения установленных правил землепользования в водоохранных зонах, неумелого, недальновидного хозяйствования, когда каждый председатель стремился любыми путями выполнить и перевыполнить свои плановые задания по молоку и мясу, зерну и картофелю, а меры по охране окружающей среды были для него как бы необязательными. Вот и вносили минеральные удобрения, пестициды лишь бы как в водоносные, прибрежные почвы, сбрасывали в реку нечистоты, возводили животноводческие комплексы, машинные дворы где попало и как попало, пренебрегая почвозащитой, водоохраной, невзирая ни на какой урон животному и растительному миру.

Справедливости ради надо сказать, что в своих выступлениях за чистоту и охрану Лани, всей окружающей среды, я был далеко не одинок. С большой теплотой и уважением вспоминаю бывшего председателя районного комитета народного контроля Леонида Павловича Шейко и начальника станции охраны растений Александра Петровича Жорова (к большому сожалению, уже ушедших от нас), старшего инспектора по охране природы Павла Михайловича Масарновского, главного агронома колхоза «Правда» Константина Ивановича Грушу, десятки других энтузиастов, истинных борцов за здоровье родной природы. Совместными усилиями мы смогли добиться в то непростое для экологии время, скажем, переноса мехдвора колхоза «Путь к коммунизму» с берега реки Лань на окраину деревни, ликвидации летнего лагеря скота колхоза «Заря коммунизма» в прибрежной зоне, строительства навозохранилищ, очистных сооружений около животноводческих помещений, правильного хранения и применения химических удобрений, пестицидов, снижения уровня браконьерства...

Сегодня  проблемам охраны труда уделяется большее внимание на всех уровнях, в каждом регионе, хозяйстве. Экологическому просвещению и воспитанию посвящены многочисленные мероприятия в школах, детских садах, библиотеках. Для этого там имеется такая материальная база с живыми уголками, зелеными насаждениями, о которой мы в свое время и мечтать не могли. И это хорошо, правильно – пусть наши дети, внуки с малых лет приобщаются к разнообразному растительному и животному миру, пусть в их душах развиваются такие качества, как способность сочувствовать, сопереживать, заботиться о других, что в конечном итоге и определяет бережное отношение к природе.

Но вот сижу как-то летом с удочкой на берегу своей речки, наслаждаюсь водной гладью, тишиной, чистым, настоенным на луговых травах воздухом, пока на противоположном берегу не появляются двое подростков на скутере и мопеде. Треща моторами, съезжают прямо в воду, где через несколько минут и устраивают мойку своих «железных стригунков». Пытаюсь урезонить ребят, вспоминая даже некоторые приведенные мною раньше заповеди. В ответ слышу пренебрежительное:

–У тебя что, дед, совсем крыша поехала? А, может, перегрелся на солнце? Так пойди ляг в тенек, отдохни. Речку, видите ли, мы ему загрязняем. Смешно просто…

А мне сразу как-то грустно, тоскливо стало на сердце. Может, от того, что не умеют эти ребята радоваться всему живому, нас окружающему, не слышат песен птиц, всплеска рыбы в затоке, не дорожат еще пока чистой речной водой, всем тем, что подарила нам природа. А, может, мне это только показалось? Хотелось бы верить в лучшее.