Жанна Гордиевич: Говорить о любом человеке двадцати лет от роду глаголами прошедшего времени – противоестественно. Говорить в прошлом о нашем Женьке до сих пор не поворачивается язык. В общей стопке со всеми другими журналистскими материалами до сегодняшнего дня лежали подготовленные им к печати публикации, стихи, песни, подписи к фотографии под фирменной Женькиной рубрикой “З паэтычным фотапрыцэлам”. Недописанные строки нескольких зарисовок о людях, с которыми встречался в творческих командировках, хранит память его ноутбука. А в нашей памяти он жизнелюб и оптимист, переполненный планами и замыслами, с разносторонними интересами и удивительными способностями, на зависть любому, успевший написать  многим из нас свои стихи-посвящения. Сегодня – наша очередь.

Ольга Русинович: Еще нет и восьми, а Женька открывает дверь и прямо с порога здоровается. Практически ежедневный ритуал, привычка... Мол, все нормально, как дела? А еще любил похвастать: “Смотрите, мне мама новую кофту связала...”. И с такой гордостью – мама связала! Так не хватает его юношеской непосредственности и какой-то житейской мудрости, оптимизма: “Да не волнуйтесь вы так, сейчас все сделаем”. И делал: прибивал полку, чинил замок, ремонтировал стул... Легко и быстро. Не “пропадала” ни одна фотография с замысловатым сюжетом – Женя мог мигом его “расшифровать” и придать изящную стихотворную форму. Женя был всегда «на подхвате»... Был... Нет, это ошибка... Женечка, ты всегда будешь! В нашей памяти, в наших сердцах.

Ирина Шаг: Прошло сорок дней… Не верю. И никогда не поверю. Не могу осознать, что Женьки больше нет. Что вместе больше не поедем на район. Что некому сказать: «Женька, где «жывёлагадоўчая»?» в начале каждого месяца. Что больше не будет веселить коллектив на корпоративах…

Переступаю порог деканата заочного отделения Института журналистики, понимаю, что надо сообщить им, что… больше Женька не приедет на сессию. «Это неправда. Вы врете… – в ответ мне летят слова методиста. – Кишко?.. Женька?.. Женька?..».

Как бы хотелось, чтобы это было вранье… А потом многочисленные звонки его однокурсников: «Как? Что произошло?».

Нет, ребята, это правда. Но я в нее сама не верю… И никогда не поверю…

Порою взбалмошный, но веселый. Порою бубнящий, но добрый. Просто хороший... Талантливый, открытый, временами – наивный. Горячий и спешливый… Спешил все сделать, за многое брался…

Ты всегда с нами, Женик…

Ирина Уласень: Кажется, это было недавно… Неожиданно открылась дверь, и в мой кабинет заглянул вихрастый, с голубыми, как небеса, глазами мальчишка, протянул мне несколько листков, исписанных убористым почерком. Это была очередная заметка или, как мы говорили, "выполненное домашнее задание" слушателя школы юнкоров Евгения Кишко.

Женя стремился не пропускать занятий в школе юнкоров, казалось, поглощал каждое слово выступающих. Он копил знания, собирал воедино опубликованные на страницах нашей районной газеты свои материалы. Стать студентом Института журналистики БГУ было его заветной мечтой, к которой он настойчиво, неотступно шёл, покоряя ступеньку за ступенькой литературного олимпа. Через четыре года он получил бы заветный диплом…

А 10 мая Жени не стало. Добрый, отзывчивый, стремящийся каждому помочь юноша ушёл в небытие. Трагическая смерть оборвала все его мечты и желания, оставив нам на память улыбчивое, воодушевлённое лицо 20-летнего сотрудника нашей районки Евгения Кишко.

А мне всё кажется, что вот-вот откроется дверь моего кабинета и влетит Женя: «Ірына Антонаўна, пачытайце, што я тут напісаў…».

Юрий Мыслицкий: 9 мая на параде стояли с Женей под одним зонтом и, как обычно, подшучивали друг над другом – наше любимое занятие, кстати. Часто-часто дергал его за лацкан щегольского пиджака и кивал в сторону какой-нибудь красивой девушки, мол: Женя, оцени, а дама-то прелестна! Он обычно одобрительно кивал и мгновенно снабжал меня именем любопытной девушки, – вот ведь дамский угодник этот Женя. Потом мы, высоко запрокинув голову, смотрели на улетающие в небо воздушные шарики. Он был рядом, только протяни руку и дерни за рукав. Задумал было взъерошить его курчавые волосы, пускай бы потом мой родной гражданин что-нибудь фирменно побубнел в мой адрес…Я люблю его голос: такой звонкий, такой добрый…

После парада мы простились до вторника. Женя сказал, что пойдет вечером гулять по городу…

…И всегда мы вместе ходили обедом в сквер. Рассказывали друг другу о своих влюбленностях. Тайно мечтал, чтоб никто нам в этом не мешал, но всегда находился прохожий, с которым у Жени обязательно оказывались дела. Только в книжном магазине удавалось пошептаться: там он становился совсем другим. Перелистывал Суворова, жадно поглядывал на многотомник «Гісторыя Беларусі», который я хотел ему дарить: по тому на каждый день рождения. Успел вручить лишь один. А раз пошли и купили ему сборник близкого по духу Высоцкого.

А еще нас с ним называли детьми… Женя не обижался, по возрасту не положено, и я тоже с ним за компанию не обижался…Уже сорок дней, как наш Женя остался навсегда ребенком.

Вера Ковалевская: Лето пришло без тебя, солнечного, светлого человека. Строка оборвалась на полуслове, в самом начале. Трудно поверить, что тебя, всегда полного оптимизма и обаяния, открытого и харизматичного, талантливого и самодостаточного, целеустремленного и упорного, хозяйственного и работящего, уважаемого не только в кругу ровесников, но и среди зрелых людей, полного надежд и планов, – уже нет. Ты словно торопился жить, с завидным упорством превозмогая трудности и борясь с обстоятельствами. Жаль, что сейчас я уже не могу тебе рассказать, как тебя всем не хватает. Но каждое утро, заходя в пустой кабинет, по привычке поворачиваюсь к твоему столу: привет, Женька! И словно наяву вижу знакомые горящие глаза и заразительную улыбку…