Каким вы помните Клецк? Ответы на этот вопрос у разных его жителей будут отличаться – в зависимости от времени их рождения или появления в Клецке. Мой дедушка рассказывал о довоенном Клецке, но эти воспоминания не успели запечатлеться в совсем еще юной головке девочки-дошкольницы. Зато картинка из школьного времени гораздо выразительней. Возле кинотеатра располагалась автостанция, на месте пятиэтажек по улице Ленина – обычные деревянные дома, как, впрочем, и на месте пятиэтажек по Советской. Детская музыкальная школа еще строилась, в тенистом дворе в начале улицы Ленина работала маленькая гостиница, а по другую сторону от «углового» магазина друг за другом располагались «Хозтовары», в лоне тенистых деревьев – городской детский сад, «Кулинария», где всегда пахло рыбой, а на углу – любимый у детворы ларек с настоящим мороженым за 28 копеек. Казалось, так будет всегда. Но буквально за 10-15 лет, пока мое поколение становилось на ноги, центр Клецка изменился до неузнаваемости. И мы его уже не представляем другим, хотя после общения со старожилами сделать это становится проще.
В поисках клетчан, помнящих Клецк довоенный, журналистская тропа завела меня на улицу Колхозную. Знакомство с Валентиной Федоровной Подоленчук оказалось удивительным вдвойне. В первые же минуты разговора выяснилось, что и ее прадеды были коренными жителями нашего города, а бабушкина фотография до сих пор хранится в семейном альбоме. Правда, это не оградило потомков от множества испытаний, выпавших на их долю. Однако не будем забегать вперед.

Домик окнами в сад…
Большим садом несколько молодых деревцев по ту сторону их дома пока называть рано, но участок попал под экспериментальные пробы младшей дочери моей героини – Ольги Васильевны, так что сад в современном понятии горожан лет через десять точно позовет под тенистые кроны фруктовых и декоративных деревьев. А лужайка, экзотические цветы, нетрадиционная разбивка грядок небольшого огородика – уже есть. Описание всего этого уголочка великолепия вряд ли послужило бы началом материала, если бы саму беседу Валентина Федоровна не начала призывом выглянуть в окно:
– Вот, посмотрите. Весь этот участок когда-то принадлежал моим прародителям. А на месте этого дома стоял их, – и немолодая, но весьма подвижная, энергичная, неутомимая женщина стала показывать расположение комнат, а потом добавила: – Так случилось, что через годы здесь свой дом построили мы с мужем.
По улыбке и ясным блестящим глазам собеседницы можно было уловить, какая интрига кроется за этим предисловием. Так и случилось.

«Ступени только чуть-чуть стерлись…»
Перед ее взглядом ясно предстает базарная площадь с еврейскими «крамамі», на которой каждый понедельник проводился «кірмаш» (нынешний центр города), где можно было приобрести продукты. А по четвергам, чтобы купить-продать домашнюю живность, нужно было ехать на рынок, который находился там же, где и теперь. Только улица 17 Сентября стала так называться гораздо позже, и воспоминания об этом еще впереди, а сейчас они привели нас к зданию, располагавшемуся в середине 30-х на месте знакомого всем клетчанам магазина «Центральный», который для моих ровесников навсегда останется любимым «Детским миром». Там Валентина Прищепа сидела за… школьной партой – под одной крышей собрали маленьких горожан 7-8 лет в 1-2 классы, чтобы обучить их грамоте. В третий класс они уже переходили в другое здание.
Наверное, каждого человека жизнь порой самым неожиданным образом возвращает в дорогие его сердцу места. То ли в конце прошлого, то ли уже в нынешнем, ХХІ веке, Валентина Федоровна по каким-то бумажным делам вынуждена была отправиться в ЖКХ и оказалась… на тех же школьных коридорах, встала на те же ступени, ведущие на второй этаж, которые в пору своего довоенного детства топтала множество раз. В кабинетах специалистов ученица польской школы узнала свой класс, учительскую.
– Отсюда в 1937 году мы ушли вместе со своей учительницей в поход в Старину. Все, как и теперь, – уточнила рассказчица. – И уже в лесу услышали от учителей: «Клецк горит!». Бросились было возвращаться, но взрослые нас не пустили, издали видели, как пламенем охватило весь город. Мы оставались в Старине до вечера. Вернулись на испепеленные улицы. Выгорел центр, теперешняя улица Ленина, школа, где мы учились первые два года, и рядом стоящая еврейская, и еще здания по направлению к рынку. Церковь горела две недели. Техники для тушения никакой не было, а что сделаешь с одной бочкой и ведрами? Сгорел, как и многие соседние, наш дом…
За несколько месяцев до этого старшая сестра Валентины Федоровны вышла замуж. К свадьбе дом приподняли, соломенную крышу перекрыли гонтой, внутри сделали хороший ремонт с обоями на стенах и тюлями на крашеных окнах (и одно, и другое было редкостью по тем временам), а в большой комнате даже обложили печь дорогими изразцами.
На момент пожара в доме из всей их большой семьи оставалась только мама Валентины Федоровны, брат да квартировавший у них инвалид-офицер польского легиона пан Новицкий. Конечно же, в первую очередь выкатили на коляске его, а затем хозяйка бросилась выпускать из хлева скот. Пока она спасала свинью с поросятами, в доме горела не только мебель, но и все пожитки. Девочка, уходившая утром из благополучного дома, вечером увидела на его месте только огарки, да узелок с постелью в руках у мамы…
В таком же положении остались после той трагедии многие клетчане. Они так и не смогли восстановить свое жилье, страховка была слишком мала для этого (Прищепы, например, получили 250 злотых, которые, конечно, никак не покрыли убытки). Люди ушли на хутора, расселились возле города. Семья нашей героини сначала соорудила себе в районе нынешней железнодорожной станции «Клецк», где были 7 гектаров принадлежавшей им земли, шалаш, а затем перевезла на его место купленный в деревне небольшой домик. Нужно было построить сарай, гумно, как-то обживаться. А вот прежние участки, где сгорели дома, по какой-то причине городские власти занимать не разрешали.
Как вчера сказанные помнит Валентина Федоровна слова своей матери, обращенные в те дни к отцу: «Тодор, Тодор, хоть мы сгорели, хоть мы оголели, но мы на сегодня никому и грошика не виноваты!». Их, врезавшиеся в детскую память среди всего того кошмара, но только через годы осмысленные, пронесет женщина через всю жизнь, стараясь и домашних не ущемить, и копеечку подкопить, не влезать в различные кредиты и займы.

Красный цвет
– Ой, мамочка, что-то летают аэропланы, – вопросительно посмотрела на мать 12-летняя Валя, пасущая недалеко от хутора коров в красном легком платьице.
– Это большевики, – ответила дочке женщина.
– Может, они не любят красного? – испугалась девочка, разглядывая свой броский, очень заметный на зеленом лугу, наряд.
– Ого! Это их любимый цвет! – успокоила мама Валентину, тая в душе свою тревогу: что несут эти перемены?
Для школьницы они были заметны в том, что из-за нового языка обучения (с польского перешли на русский) всех их вернули на два класса назад. Под строительство железной дороги отошла часть участка принадлежавшей им земли, которую, нужно сказать, семье предложили в другом месте. Без хозяйства в то время выжить было практически невозможно. Магазины пустовали, за солью, керосином и мылом ходили через границу, которой как бы и не было, но почему-то она оставалась закрытой: на ту сторону старались не пропускать. Мама готовила мясные полуфабрикаты, а братья возили продавать все это в Барановичи, затем искали, где за советские деньги можно было купить обувь, одежду.
– В школу я ходила зимой в резиновых сапожках, потому с молодости и до сих пор болят суставы, – вспоминает те годы моя собеседница.
Она не нарекает на судьбу, говорит, что для всех времена были тяжелые, каждому тогда было непросто, город только чуть-чуть поменялся внешне после пожара, да и то лишь часть, где были кирпичные постройки. Жизнь не успела наладиться, как наступил июнь 1941-го и три года ожидания освобождения…

Утро освобождения
– Мы оказались на перекрестном огне. Из Демидовского леса стреляли наши, а с другой стороны – немцы. Родительская хатка уцелела, потому что стояла у вала, а вот корову убило, – вспоминает бои в день освобождения Клецка в июле 1944 года Валентина Федоровна. – Быстренько на телегу сложили вещи и поехали к дому моей сестры. Помню по дороге огромные воронки да свист пуль во ржи, по которой шли. У родных спрятались в подвале переждать весь тот ужас.
Утро нового дня началось с тишины. Поняли – все закончилось. Пошли в сторону города. Но я смогла смотреть на подбитые танки, разорванных, убитых людей и лошадей недолго. С площади вернулась домой. Погибших собирали, чтобы захоронить в братской могиле. Помню, туда же перенесли партизана, которого раньше тайно похоронили на участке.
Многое из тех военных лет осталось в памяти девочки-подростка. Каждый день в оккупации был испытанием, в последний год в школу Валентина не пошла, отдав предпочтение возможности научиться шить. Закройщицей быть она не собиралась, но по совету мамы освоила нужное любой женщине дело. За ним и не заметила, как выросла и после освобождения города от немецко-фашистских захватчиков пошла на работу в госпиталь, который располагался на месте, где потом был всем нам известный «военный городок», применять полученные навыки – шить белье. В день нужно было пошить пять рубашек. Справлялась. В скором времени ответственную девушку сделали заведующей мастерской. А в свободное время она наблюдала за работой своей старшей подруги Анны, жившей у них на хуторе, которая была в госпитале рентгенотехником. Когда та сломала ногу, Валентина на два месяца сумела ее подменить. Врач-рентгенолог предложила смышленой самоучке учебник, заверив, что с такими способностями ей будет легко сдать зачет и самой стать настоящим рентгенотехником. Но совсем скоро госпиталь расформировали. И хотя чуть позже Валентина дважды порывалась уехать учиться в Барановичи, оба раза ее «снимали» прямо с поезда.
Вальс, длиннее свадьбы золотой
К маю 1945 года Валентина превратилась в настоящую девушку. Но на танцы ее особо не тянуло. А тут на свое 18-летие она сделала «андуляцию». Взмахнув пышными волосами, вдруг решила пойти в клуб. Мои современницы очень удивятся, узнав, что их танцевальные вечера в 80-е проходили в тех же стенах, что и в победном 1945-ом! Здание синагоги, которое еще в 1939 году стало клубом, за всю свою «культурную» историю было местом свидания многих влюбленных. А для Валентины Федоровны стало местом встречи суженого. Не успела после появления девушки в зале зазвучать первая мелодия, как «вырос» перед ней красивый широкоплечий летчик. И кружилась эта пара в танце более 50-ти лет. Но первые десять из них – уже не в Беларуси.
Увез сибиряк Василий Филиппович Подоленчук свою ясноглазую сначала на Сахалин, а затем – в Одессу. И только в 1955 году их семья вернулась в Клецк. Он практически не изменился, даже участок на Колхозной, на радость Валентины Федоровны, никем не занят, придерживаемый всеми правдами и неправдами для кого-нибудь из семьи оставшимся на родине братом. Она присмотрела на первое время квартиру, однако жить там Подоленчукам не довелось. Ее муж, отличник боевой и политической подготовки, тут же был направлен на работу парторгом совхоза «Красная звезда», где получил служебное жилье. Однако мысль о том, что нужно перебираться в родной город, не покидала коренную клетчанку, которой хотелось вернуться на те десять соток, где она выросла.

Вот тогда и пригодились сбережения Подоленчуков, сделанные еще на Сахалине и в Одессе, – было куплено дерево на часть дома, строительство которого и началось. Каким же было удивление молодой хозяйки, когда в первых очертаниях будущих комнат она узнала прежнюю планировку своего родного гнезда!
Потихоньку стал отстраиваться и весь Клецк. Кстати, Василий Филиппович определенное время возглавлял его горсовет и был причастен к этому возрождению. «Того» Клецка, который построили уже для моего поколения.

В третьем измерении
У наших детей он иной и другим они его не представляют, как и другой страны. А ведь за жизнь Валентины Федоровны, родившейся в 1927 году (такой возраст, сами понимаете, уже не скрывают – им гордятся) Клецк был и польской административной единицей, и советской социалистической, и сегодня – один из райцентров Беларуси, самостоятельной, свободной, независимой. В.Ф.Подоленчук видела его, образно говоря современным языком, в трех измерениях. И до сих пор все отлично помнит, дает интервью историкам, проводит параллели, анализирует, читает «Аргументы и факты», смотрит «Клуб редакторов» и может дать фору по способности рассуждать на любую тему нынешней молодежи. С этим человеком не просто интересно, а легко и захватывающе разговаривать, понимая в ходе ее рассказов, насколько притупилось у нас молодых, чувство благодарности за все, что имеем. И ведь потому, что живем-то мы благополучно и спокойно, порой, может даже, скучно и устало, часто в погоне за мнимыми идиллиями и, к сожалению, не всегда ценя место, где родились, выросли и состаримся.
– Свою Беларусь ни за что ни на какую другую страну не поменяю. Мне есть с чем сравнивать. Ведь до пожара в 1937-ом наша семья (у Прищеп было четверо детей) считалась так называемой «средней руки», были коровы, телки, свиньи, земля, но разве можно сопоставить ту жизнь и эту?! А потом девочкой на хуторе я не знала, как это целый день гулять и ничего не делать, мама звала: «Валя, иди, будем делать вместе!». Вот так с детства и всю жизнь работала на совесть, имею медаль «За трудовую доблесть».
Валентина Федоровна уходит на несколько секунд в другую комнату.
– Жалею только об одном, что муж не дожил до этих дней. Ведь даже, когда мы вернулись сюда уже своей семьей, прямо скажу, нечего особо было ни обуть, ни одеть. А о продуктах и вспоминать не хочется. Могла ли я, сладкоежка, подумать, что наступит такое время, когда все будет доступно, и пенсионеры смогут позволить себе заморские лакомства! – эмоционально и убедительно говорит хозяйка дома, возвращаясь с фотоальбомами в руках и двумя кусочками кафеля. – Это мне как послание из прошлого. Несколько лет назад «вылезли» из земли – те самые, отвалившиеся от печки во время пожара…
Глядя в этот момент на Валентину Федоровну сквозь «окошко» фотокамеры, я вдруг поняла, что значит выражение «глубоко пущенные корни». Только они могут давать силы человеку в трудные для него периоды жизни, они подпитывают его тогда, когда подводит здоровье, делятся своей земной энергией с ним в преклонные годы, чтобы человек не «притомился жить». То место, которое когда-то давало маленькой Вале силы роста, сегодня стало местом встречи уже ее детей и внуков. Настоящая территория судьбы.

Жанна Гордиевич. Фото автора.