Декабрь 199… года. N-ский район Норвежского моря. Сквозь его глубины пролегал курс атомной подводной лодки (АПЛ) «Тамбов» Северного флота, находившейся на боевой службе. В один из дней командир АПЛ «Тамбов» капитан 1 ранга Михаил Иванисов обратился по трансляции к экипажу: «Товарищи североморцы! В настоящее время наша подводная лодка проходит невдалеке от места гибели атомохода «Комсомолец». Прошу всех в боевых постах встать и почтить минутой молчания погибших «комсомольцев». (Стрелка на часах обежала круг.) Благодарю за внимание. Командир корабля».

Я зашел в штурманскую рубку. На вахте стоял инженер электронавигационной группы БЧ-1 старший лейтенант Андрей Михайлов. Подсчитали, что «Тамбов» прошел место гибели субмарины левым бортом на расстоянии 32 морских миль... По океанским меркам – рядышком...

Ровно тридцать лет назад, 7 апреля 1989 года, в Норвежском море вместе с атомной подводной лодкой К-278 «Комсомолец» Северного флота погиб в числе 42 членов экипажа АПЛ и мой школьный товарищ Игорь Апанасевич, старший матрос, командир отделения рулевых-сигнальщиков.

В тот день на глубине 386 метров в нейтральных водах вблизи острова Медвежий в отсеке подлодки, возвращавшейся с боевой службы в родную базу, произошел пожар.

Шесть часов подводники самоотверженно боролись за спасение субмарины. Однако из-за потери продольной остойчивости, которая произошла в результате пожара и разгерметизации прочного корпуса, подлодка ушла в морскую пучину. За мужество и героизм все подводники были награждены орденами Красного Знамени.

Решением главнокомандующего ВМФ в российском Военно-Морском Флоте 7 апреля было объявлено Днем памяти подводников экипажа АПЛ «Комсомолец». А чуть позже эта дата стала Днем памяти всех погибших подводников отечественного ВМФ...

Однажды, будучи еще курсантом Львовского высшего военно-политического училища, я пообещал родителям Игоря, что постараюсь побывать там, где навсегда остался он...

...В военное училище пришло письмо от мамы. «Сынок, – писала она после очередной сводки домашних новостей, – и зачем ты пошел в моряки? Бабушка звонила: какой-то Апанасевич из Клецка (он учился в твоей школе) погиб вместе с подводной лодкой...» Я оторвал взгляд от бумажного листка и задумался: Апанасевич... Минут пять сидел, прикрыв ладонью глаза, и не мог вспомнить. Фамилия едва ли не самая распространенная на белорусской Клетчине.

В одних Бабаевичах Апанасевичей полдеревни. И в классе со мной учился Сережка-кроликовод, тоже Апанасевич. Он? Да нет, вряд ли. Кто же тогда?

Позднее наткнулся на один из номеров «Морского сборника». Пролистывая его, заметил фамилии моряков, погибших на подводной лодке «Комсомолец».

И вдруг глаза выхватили из текста: старший матрос Игорь Олегович Апанасевич – поселок Победоносный Клецкого района Минской области.

Стоп! Игорь? Из Победоносного? Не может быть...

Мы не были близкими друзьями. Просто учились вместе в школе. Игорь на год младше. Обыденное: «Как дела?» – «Нормально!» Улыбка. Рукопожатие.

Теперь его уже не было...

Жаркое солнце неспешно катило за горизонт. В конце 90-ых годов прошлого столетия от Клецка до Победоносного уже было рукой подать: выйдешь за городскую черту – и тут же начинаются поселковые строения. Я шел и всматривался в номера домов по улице Мира. Двадцатый. Роковая цифра – столько прожил Игорь.

Во дворе невысокая женщина с покрасневшими, будто от бессонницы, глазами и налетом ранней седины на висках внимательно разглядывала незнакомца.

– Елена Антоновна?

Она чуть заметно кивнула головой и, в недоумении пожав плечами, пригласила в дом.

Мы втроем: мать, отец Игоря и я сидели в большой и уютной комнате. На стене в траурной рамке фотография их сына. В скорбном карауле черные бескозырки. Орден Красного Знамени, переданный на вечное хранение родителям, поблескивал эмалью в предзакатных лучах солнца.

– Елена Антоновна, я знал Игоря...

Никому не пожелаю видеть материнские слезы. Сколько в них душевной боли, невыносимой тоски и печали. Горе безутешно. И не просто было объяснить матери, почему погиб ее сын и как он оказался в роковой точке Норвежского моря – в 180 километрах юго-западнее острова Медвежий. Боже, как далеко это от белорусских дубрав, буйнотравных лугов...

Елена Антоновна встала из-за стола, подошла к серванту и вынула из него пухлую папку: письма Игоря, фотографии, вырезки из газет о гибели подлодки. Дрожащей рукой стала перебирать дорогие сердцу весточки от сына:

– Писал он часто. Но всегда: «Не волнуйтесь. У меня все хорошо. Жив, здоров». Не жаловался, что ему плохо или болен...

Она бережно развернула одно из писем и вполголоса, иногда переходя от волнения на полушепот, стала читать: «Здравствуйте, родные! Вот пришел из глубин Баренцева моря. Сам я видел больше всех, потому что в надводном положении стоял на вахте сигнальщиком. Командир объявил благодарность. Так все здорово!..»

Елена Антоновна на мгновение замолчала, прикрыла ладонью глаза. Затем продолжила: «...Я все никак не могу привыкнуть к исполинским размерам подводного корабля. Дизельная лодка смотрится на нашем фоне, как тощая селедка рядом с тушей сома. А сегодня один из мичманов всерьез уверял старпома, что сможет развернуть свой «москвич» на широченной спине атомохода...»

– Эти весточки для меня как разговор с Игоречком, единственный и... на всю оставшуюся жизнь, – прошептала, ни к кому не обращаясь, женщина. – Порою кажется, что вижу его, голос слышу... Вот-вот войдет в дом, скажет: «Здравствуй, мамочка!..», а прислушаюсь – только ветер за окном зверем воет. И так надсадно, что моченьки моей нет... Последнее письмо от Игоря мы получили в начале марта...

«Здравствуйте, родные! Сообщаю вам важную новость: я на долгое время ухожу в поход. И писем писать не будет возможности. Это – последнее. Даже ответ получить не успею. Так что не волнуйтесь... Ближайшую весточку ждите в июне... Игорь. Двадцать четвертого февраля восемьдесят девятого года». Больше писем не было... Утром девятого апреля мы получили телеграмму, где сообщалось, что «седьмого апреля одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года при выполнении служебных обязанностей вместе с подводной лодкой в море погиб старший матрос Апанасевич...» Вот и все...

Елена Антоновна подняла на меня глаза, полные слез, и дрожащим голосом произнесла:

– Но почему именно он? Почему мой сын? Ведь он был первым помощником в доме. И пол вымоет, и кушать приготовит, пока мы на работе. Господи!.. Помню, торф нам привезли, а муж на работе. Вдруг слышу: «Сейчас, мама, разгребем». И вот Игорь с младшим сыном Олежеком уже тащат корзины из сарая. Как они тогда трудились!.. Вечером Игорек присел возле меня на скамеечке. «Натрудился, родненький, – говорю. – А ну, покажи руки...» И, не поверите, сжалось сердце: на ладонях – темные от торфяной пыли с кровавой каемочкой мозоли... Сыночек мой, миленький... За что же? За что?

– Да что там торф? – Олег Иванович, отец Игоря, доселе только молчавший, пересел с дивана ближе к столу. – Ты помнишь, мать, как он легковушку нашу починил? Развалюха ведь, собирался выбросить. А Игорь раз к ней приложился, другой, третий, и, слышу, заурчал в сарае движок.

Ходики на стене оттикали полночь. А мы продолжали сидеть за столом, где когда-то собиралась дружная и веселая семья, и... молчали. Вспомнились слова классного руководителя Игоря Нины Яковлевны Дубовик: «Всегда стоял за правду, справедливость. В людях больше всего ценил доброту. Его нельзя было обвинить в нечестности или недобропорядочности. Он всегда болел за коллектив».

И на службе Игорь не подводил товарищей, много сил отдавал овладению своей специальностью. Так, корреспондент газеты флотилии АПЛ «Подводник Заполярья» 4 апреля 1988 года в фоторепортаже «Тяжело в учении» рассказал о грамотных действиях рулевого-сигнальщика матроса Апанасевича.

Через год и три дня моряк будет так же умело действовать. Только уже не по учебной тревоге, а в аварийной ситуации...

– Вишь, как вышло-то, – нарушил тягостное молчание Олег Иванович. – Все старались для сына: дом, машина, хозяйство. Теперь ничего не надо... Когда ездил в заполярный гарнизон на похороны подводников, друзья Игоря рассказывали, что не моряк был, а находка. Мечтал мичманом остаться. Аккурат на смену своему старшине команды рулевых-сигнальщиков старшему мичману Ткачу. Однако вот судьба: и Ткач погиб, и наш сын... Недавно получили письмо от одного из его товарищей. Он нам все и описал...

Олег Иванович протянул мне два листа бумаги, исписанные крупным убористым почерком. При их виде Елена Антоновна вновь заплакала. С тяжелым сердцем читал я эти странички.

«Здравствуйте, уважаемые Елена Антоновна и Олег Иванович!

Обращается к вам бывший сослуживец вашего сына мичман Виктор Слюсаренко (единственный из пяти подводников АПЛ «Комсомолец», кто выжил во всплывающей спасательной камере – прим. автора). Давно уже хотел вам написать, но всякий раз трудно было начать. Когда вспоминаю ребят, нашу лодку, на сердце такое чувство, будто кровоточит старая, так и не зарубцевавшаяся до конца рана. Поверьте, больно и горько. Но мой долг перед ними, чтобы все знали об их подвиге, чтобы вы, родители моряка-североморца, гордились Игорем, его доблестью, мужеством и отвагой.

Я попытаюсь рассказать об Игоре, каким он мне запомнился...

Он был командиром отделения рулевых-сигнальщиков БЧ-1. В ней техником электронавигационной группы служил и я. А старшиной команды у вашего сына был старший мичман Ткач Владимир Власович.

Игоря называли «боцманенком». Специалистом он был отменным, перед самым выходом в море сдал на первый класс.

В походе он вместе с Ткачом нес вахту в центральном посту на пульте управления лодочными рулями. Ваш сын хорошо чувствовал атомоход, как опытный водитель машину. Особенно классно ему удавалось удерживать лодку на перископной глубине. Это большое мастерство, особенно если наверху шторм.

Игорь хотел стать мичманом. В лице вашего сына все видели надежную смену Ткачу, опытного специалиста. Двадцатилетний боцман – это редкость на флоте. И то, что выбор командования пал на Игоря, уже говорило само за себя.

В экипаже Игорь слыл добродушным человеком, любил веселье, юмор. Все, что нужно было делать, исполнял сразу же, дважды ему повторять не приходилось.

В тот роковой день судьба свела нас в одной аварийной партии. Из шестого отсека мичман Колотилин сообщил, что наблюдает протечки дыма. Через несколько секунд в него из седьмого хлестнула огненная струя. Шестой наддулся и превратился в полыхающую топку.

Из пятого едва успели прокричать: «Пожар!» Там вспыхнули пары масла. На людях загорелась одежда. Моряки тушили друг друга, прижимались к переборкам, сбивали огонь с рукавов, штанин, плеч. Когда подводников удалось вывести из отсека, кожа свисала лохмотьями с их обгоревших рук.

Возникла необходимость проникнуть в шестой отсек, если он только уже выгорел, и включить систему пожаротушения на седьмой, а также произвести доскональную разведку в шестом. Аварийную партию сформировали из четырех добровольцев. В нее вошли командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Юдин, Игорь и двое страхующих – я и лейтенант Третьяков.

Идти вашего сына в пекло никто не заставлял. Одно только его слово, что плохо себя чувствует, и командир отправил бы его наверх. И никто не упрекнул бы, не пристыдил. Но это было не в его характере. Игорь пошел сам, а иначе поступить и не мог.

Мы пробрались в пятый и попытались отдраить переборочный люк в следующий, однако у нас ничего не вышло – из-за разного давления между отсеками. А клапан сравнивания давления находился в труднодоступном месте. Открыть его взялся Игорь как самый худенький из нас. С большим трудом он подлез к клапану. Мы подали ему ключ-«трещотку», и он, лежа на спине, начал действовать. Но ничего не вышло: клапан заклинило. Когда Игорь выбрался оттуда, вместе с ним мы обследовали переборку между пятым и шестым отсеками: она была малинового цвета. За ней продолжался пожар. Вернувшись в центральный пост, Юдин обо всем доложил командиру капитану 1 ранга Евгению Ванину.

Спустя время приняли новое решение: включить систему пожаротушения на шестой отсек. Вновь Юдин и Игорь вдвоем ушли в пятый и подали фреон на шестой.

Больше я Игоря не видел и о его смерти в море знаю лишь со слов выживших подводников.

Вот и все, уважаемые Елена Антоновна и Олег Иванович. Хочу лишь добавить, что был Игорь мировым парнем, настоящим моряком, честным и хорошим товарищем, до конца выполнившим священный долг перед Родиной. Огромное вам спасибо и низкий поклон за то, что вы воспитали сына таким, каким он остался в памяти живых «комсомольцев».

С уважением, мичман Виктор Слюсаренко».

На мгновение представил Игоря в чреве горящей подлодки, в ледяной воде, возле спасательного плотика. Жутко!

...Пора прощаться. Засиделся. Отец и мать Игоря поднялись проводить меня до калитки. В сенцах Елена Антоновна, вдруг припав к дверному косяку, запричитала:

– Если бы хоть тело... Хоть прийти и посидеть около сыночка, поговорить, отвести душу. Господи, где же сынок мой, где?..

Я попытался что-то сказать... Но что здесь скажешь?..

На улицу Мира мы вышли вдвоем с отцом Игоря.

– Вот и сердце: никогда не болело, а теперь... – голос Олега Ивановича дрожал от сдавивших горло спазм. – Слышь, земляк, ты ведь тоже моряк, в море ходишь. Может, доведется побывать на том месте, где сын утоп. Поклонись его могиле от родителей...

Он медленно повернулся и осторожно поковылял к дому, сокрушенно кивая поседевшей головой в такт шагам…

...Вот и побывал на «могиле» Игоря.

Континентальный шельф резко «поехал» вниз. Под килем «Тамбова» уже было семь футов плюс еще две тысячи метров...

АПЛ «Комсомолец» лежит на дне в Норвежском море на глубине 1.500 метров. На широте 73° 43' северной и долготе 13° 30' восточной. Эти координаты объявлены всем российским кораблям и судам ВМФ для отдания почестей мужественному экипажу.

...С тех пор на кораблях Северного флота я еще много раз пересекал меридиан места гибели «Комсомольца». Расстояние до «координат скорби» было разным: тридцать миль, сорок, полсотни. Но по океанским меркам – все равно рядом. И всегда, бывая на морской могиле однокашника, стоя в экипажном строю на траурном митинге, я мысленно обращался к нему:

«Здравствуй, Игорь! Вот и свиделись вновь...»

Сергей Васильев, военный журналист,

капитан 2 ранга запаса.

Фото Льва Федосеева и из архива автора.